Милые бранились редко, зато не тешась. Дульсинея достаточно тяжело переносила перебранки из-за мелочей, но ее спутник умудрялся отходить достаточно легко, зачастую благодаоя ораторскому таланту подруги. Разница темпераментов была  налицо: она вспыхивала мгновенно, он переваривал обиду в течении суток и лишь потом напускал хмурое выражение лица в компании с претензиями, когда сама она уже и не помнила, что она что-то там не так сказала.

Друзья Дульсинеи частенко качали головами, не желая скрывать правду-матушку: ведь разве он, идеалист-просто себе ДонКихот ровня ей, той что умеет поворачивать горные кряжи вверх дном, если так ей надобно? Она не злилась ибо в одной из ссор отчетливо поняла: идеальной семье — быть, но создавать мат базу и прочее- фукнция ее, любимой. Дон Кихот был способен только мечтать о высоком, но на большее его как-то не хватало, а сама Дульсинея не считала себя вправе ставить ультиматумы — она всего лишь боролась с обстоятельствами.

Кризис в компании, где она уже сделала карьеру, вторая работа — резервные деньги, ее семейство с вечными психоневрозами, усталость....

Свет погас так же внезапно, как и появился. Бабочка не знала, что чья-то заботливая рука открыла окно настежь и продолжала летать в потемках в надежде на то, что магическая люстра вновь забрызжет желтым горячим светом. Пространство враз наполнилось невиданными доселе препятствиями, непреодолимыми для таких тонких крыльев, но блеклый свет от дальнего фонаря снова звал к себе и осталось лишь выпутаться из плотной ткани портьер