Она умела петь красивым, пусть и избитым сопрано, хотя верх ее музыкальной карьеры — это разогрев перед концертом Крида.

Ей нравились Гранде и Штоссель, в прошлом, говорят, ее обижали, но это не меняло того факта, что она была принцессой из розово-фиолетового будуара с блестючей гирляндой на стене.

Она называла меня сильной, храня за спиной булыжник, что рассыпался в руках, слепленное из грязи долго не живет.

Она могла бы считаться милым ребенком, папиной дочкой, но глаза — волчьи, холодные, сдавали нутро подчистую.

Она любила. Ее любовь была без границ. Она шла до конца, даже в тот момент, когда ДаВинчи выбрал меня (и лучше бы мы никогда не встретились), она плакала, убивалась, плела тупые  девичьи интриги, которые видны на первый-второй рассчитайсь. Вокружающие считали меня разлучницей, те, кто знал меня получше, спорили, ведь я принципиально никогда не разбивала пар.

Потом она ушла. Быстро. Резко. Так, что даже мне, уставшей от незримой войны, было не приятно, словно ее боль принадлежит и мне.  Потом поняла: это все он. Это его собственные пороки злых шуток наиграли, ибо приручая — в ответе. Красавицы любят чудовищ, проблема в том, что объект страсти не меняет определений.

Спустя полгода, она скажет, что наконец избавилась от токсичных людей, а я только теперь пойму, что она имела в виду. 

Любовь — не когда «он не как все».

Любовь- это когда в три часа ночи тебе ищут лекарство, потому, что першение в горле — это больно. 

***

С днем рождения, девочка. 

Ни ты

Ни я.

Никогда снова.