Или вместо того, что писать буквы, сегодня у нас вот это. Ссылку на нейросеть можно подсмотреть у одного моего хорошего друга)

душенька моя внутрянка)

Атака полесских ведьм

Ща порву (с)

Мисс Декольте Тосканы — 1395 год

Девочки! Всем молицца (с)

Кандинский, верни челку! Челку верни!

Эль классико...)

«Тварь»

Она произнесла это вслух, не громко, сквозь зубы, стараясь выдержать эмоцию так, чтобы не выплеснуть ее на голову незадачливого ловца душ, которому накипело. На экране ее телефона белым по черному после череды реплик о любви, давно посетившей душу стареющего поклонника, красовалось:

«Да, она лучше. Но ты ее переплюнула. Внешностью, фигурой. Да всем, понимаешь?»

Она знала его жену. Заочно. Несколько раз наблюдала, когда та приходила к мужу в офис. Остатки былой красоты, растраченной на семью, быт и детей, доброе лицо, достаточно доверчивое, чтобы верить досужим сплетням. Ей не нравились женщины, которые принесли себя в жертву, но еще больше она не любила мужчин, которые стремились добавить к общей трагедии спутницы жизни еще и ветвистые рога.

Где-нибудь на морально разлагающейся стороне света подобный индивидуум тут же получил бы люлей, был бы наказан рублем и опозорен по полной программе. Но в ее родных пенатах все еще бытовало мнение о том, что «счастье женщины — он хочет» и если тебя не смущают шутки за 300, то априори, испросить согласия, приправив каким-то горячечным любовным бредом, святое дело. У красоты, как и у медали, две стороны.

Очередное сообщение она просто прочла, оставив без ответа, позже получив свои извинения за недостойные поведения мужчины «с большой буквы, что нужен ей для стабильности». 

«Тварь»

Она повторила это еще раз, отпечатав, что назвать ее любимой женщиной — это не оскорбление. Это ложь. Придуманная для того, чтобы упростить жизнь и сделать застежки на одежде более слабыми. Ей не сдался конфликт, чувство такта не разрешило устроить бунт, но чувство омерзения никуда не ушло. Одно из правил новоиспеченной королевы: смеяться над происходящим, хотя бы про людской глаз, не пачкаясь в разбирательствах, как в старой песочнице.

Ей тоже изменили. Совсем недавно, исподтишка, словно обокрали темной ночью, будто дотла сожгли привычную жизнь, а вместе и ее саму. 

Пройдет несколько дней и какой-нибудь новый знакомый начнет ту же песнь Нибелунгов о приедающейся лет через 7-8 семейной жизни и она поневоле согласится. Правда не воздержится от простого вопроса «а я вам здесь при чем? Разве у вас у всех не одна на всех история?»

«Если красота — это преступление, то я виновна!»

Она повернула голову на звук и про себя подумала, что это о ней. Свет в прихожей удачно падал, делая изгиб бедра еще более изящным, чем он был на самом деле, но ей нравилось. Собственная ментальная тень без лишних эмоций созерцала картину финального этапа достаточно веселого вечера двух друзей, которые никогда ими, собственно, не являлись. Просто все происходящее нужно было как-то обозвать, а сей эпитет по смыслу походил больше всех остальных.

— Тебе не холодно?

— Нет

Полоска ткани наискосок — не то, что могло бы согреть, его большие, но вовсе не теплые руки, что в режиме реального времени перебирали волосы прядка за прядкой, тоже. Тепло больше не было той константой, в которой она всегда нуждалась, ей было достаточно лет, чтобы понять, чего она хочет и чего получит по итогу. Между ними была целая жизнь, разные миры и понимание того, что завтра они не увидятся, хотя он обязательно позвонит. Вспышка страсти, довольно выдержанная, проверенная несколькими неделями сомнений в возможности того, что теперь было, и ничего святого. Никакой морали, кроме той, что она долго плакала, бинтовала душевные раны, а после стала злая-злая. Она надела каблуки, добавила губам красного и разрешила себе лишиться принципов, питаясь вниманием и разрешая собой восхищаться настолько, насколько  мужчины могли быть на это способны.

Это не было местью, не было попыткой спасти собственную душу, загоняя ее в еще большую тьму, она бкжала от воспоминаний, невыносимой боли предательства человека, которому все же начала доверять, теперь осознавая, что вероятнее всего, не простит его никогда. Три проклятых недели и почти годовщина, когда она не знала, что еще немного и все будет иначе.

— Останешься?

— Нет, ты же хотел отоспаться, да?

Она наверняка знала, что если сейчас уйдет, то последнее слово останется за ней, открытый финал всегда лучше долгих прощаний хотя бы тем, что никто не отменял «продолжения следует», если она этого захочет. 

Он теперь смотрел на нее иначе и она знала этот взгляд. Такой бывает у мужчин, которые сами себе завидуют, даже не признаваясь в этом самим же себе. Если она уйдет, то победа за ней, а она теперь любила побеждать. Отпусти, если хочешь задержаться. Впрочем, ощущая себя богиней в не родных руках, она вовсе не была уверена в том, что хочет кого-то удержать рядом с собой, а не вернуться сейчас домой и дожить до нового утра.

«Преподавать в школе стерв? Увольте, я ее директор»

ПостСкриптум: Утром он ей звонил.

Погибли несколько сотен тысяч человек. Десятки городов в труху. Страдают приграничные районы. И это только несколько тезисов, которые пришли мне на ум ибо обсуждать это я не буду. Больно за обе стороны

Нашли чему радоваться, честное слово. 

Я люблю этот сайт (а пишу только затем, что не раз об этом говорила) и продолжаю за ним следить, не закрывая вкладку в браузере. Думаю, что таких, как я, довольно много, поэтому кто кому там судья — вопрос довольно странный. 
Писать здесь пока ничего не хочется, да и в условиях, когда блог может кануть в Лету про не понятным причинам, смысла не имеет. Да и времени с ресурсами не так много, чтобы поддерживать жизнь везде, где есть немного меня.

И да. Квждому ресурсу — своя аудитория, поэтому говорить, что где-то хорошо, а где-то плохо — риторика чистейшей водицы. Каждому по способностям и атмосфере. Дыбр или майндвелл не могут быть априори плохими, видимо, просто климат не тот. Может хватит глобус портить и сову мучить?

Что нужно человеку для счастья? Кот, любовь и атмосфера ибо все живое гибнет без воздуха и воды.

К чему я? Так, к слову. У кого-то радость через верх, кто-то разрушает себя изнутри, а я живу не здесь. 

Это не так и мало, если разобраться.

Мне бы в одеялко рулетиком и грустить, но мои стены — только мои собственные.

Не смешно, не больно, в принципе, пофиг

Мизогиния сродни разрушению личности и это не обо мне.

Мерзость же как грязь. Та, что летит комьями, сколько не считай свою сторону светлой.

Мне бы грустить и мне грустно. Не адресно, так, по мелочам. 

Все плохо. Может и нет. 

А может усталость моя вековая все никак не отпустит...

Что?

Да, с наступающим  Соседские дети уже приходили. Не сладость ли гадость, а так, поздравить